Катя Ткаченко - Ремонт человеков[Иллюзии любви и смерти]
Я временами то позволяла, то нет, милый молодой человек распалялся все больше и норовил залезть рукой мне под блузку.
Я чувствовала, что соски напряглись и хотят, но мне все еще было уютно с моей девственностью и я вовсе не собиралась расставаться с нею.
Хотя и понимала, что атаки будут все мощнее и мне надо будет принимать решение.
Но принимать решение мне не хотелось, мне просто нравилось, что у него такие ласковые, хотя и нетерпеливые руки, и что у него так стильно выпирает между ног.
Он прижимался ко мне, он терся о меня, он шептал на ушко, что сейчас кончит.
Я краснела и смеялась, а потом вывернулась из его объятий и выскочила на улицу.
Он появился вслед за мной, смущенный и тоже покрасневший.
Подруга внимательно посмотрела на брата, потом — на меня, потом опять на брата.
— Он у меня маленький, — сказала она мне, — ты его не порти…
Все засмеялись, больше всех — я.
Хотя если кто кого и собирался испортить, то — он меня, хотя навряд ли он подозревал, что в свои двадцать три я все еще девственница.
И что я пробуду ей еще до завтрашнего дня, потому что, хотя нас и положили вместе в чердачном закутке, ночью ничего не произошло.
Разве что он действительно кончил — мне в руку.
Хотя и просил, чтобы я взяла у него в рот, но я предпочла просто положить руку на его возбужденный член.
Положить руку и отдрочить, хотя слово это тогда произнести вслух я не могла.
Он тоже попытался раздвинуть рукой мне ноги, но я посчитала, что на первый раз с него хватит и моих затвердевших сосков.
И он, спустив мне в ладонь, успокоился, и внезапно заснул, а я лежала рядом, и думала о том, что — может — уже стоит распрощаться со своей пресловутой девственностью.
Позволить себя дефлорировать.
Потерять невинность.
Порвать целку.
А он спал рядом и посапывал, милый, очаровательный мальчик, который так и не добрался до моего сокровища.
Что, между прочим, для них все равное — главное. Цель жизни. Хоть прямо, хоть косвенно, но каждый из них помешан только на одном — сделать так, чтобы это сокровище стало его. И это. И это тоже. Поэтому они так часто смешны и жалки, и поэтому мы так часто проигрываем им: мы становимся зависимы, мы теряем свободу, мы позволяем себя убить…
Я сделаю все, чтобы этого не позволить, я буду бороться за свою жизнь, цепляться за нее, кусаться и царапаться!
А потом я заснула и проснулась, почувствовав, что он опять пристает ко мне.
Но было слишком рано и я хотела спать.
Рассвет только начался и солнце лишь чуточку коснулось не зашторенного чердачного окна.
— Спи, — сказала я ему, и отчего–то добавила: — потом!
И заснула сама, даже не убрав его руку со своей груди.
Между прочим, это была первая ночь в моей жизни, которую я провела рядом с мужчиной.
В одной постели, под одним одеялом.
На узкой дачной койке, под таким же узким шерстяным одеялом, которое постоянно куда–то убегало, падало, разве что не соскальзывало.
Спать из–за этого было неудобно, но я спала и очень крепким сном.
И когда я окончательно проснулась, то обнаружила, что его нет рядом — видимо, он уже рассказывал всем внизу какая я стерва и как я ему не дала.
Или наоборот: хвастался тем, чего не было, и расписывал сестре, какой он крутой любовник.
Мне оставалось одно: спуститься быстренько вниз и добавить к рассказу маленький штришок — описать в красках как он кончал в мою руку.
Но когда я спустилась, то нашла на веранде лишь своего молодого — как его назвать? Еще не любовника, но уже и не просто постороннего. Того, с кем я провела всю ночь рядом. Того, кто долго, а порою и болезненно, терзал мою грудь. Того, кто безуспешно пытался развести мне ноги, но у него с этим так ничего и не получилось. Что называется, я его продинамила.
И он сидел в печали и курил, смотря на веселые садовые цветочки.
А все остальные ушли гулять в лес.
Может быть, за грибами.
Или за ягодами.
В общем, ушли в лес, оставив нас одних.
Я позавтракала, он сидел рядом и смотрел обожающими глазами.
Я опять почувствовала себя сверху.
Я опять могла повелевать им, мне было его жалко.
Он ждал, когда я закончу есть, в его глазах было не только обожание.
Он просто мечтал наброситься на меня опять и доделать то, чего не смог добиться ночью.
И я поняла, что пришло время сдаться, банально говоря, крепость должна пасть, а ее ворота — открыться.
Мои ворота начали мне мешать, вот только я не хотела лишаться девственности прямо здесь, в этом чужом доме.
Пусть я не любила его, пусть он был мне просто приятен, но хоть что–то романтическое во всем этом, но должно было присутствовать.
Чтобы я могла когда–нибудь вспоминать об этом без отвращения.
А то, что будет противно и больно — в этом я не сомневалась, в двадцать три ты уже знаешь так много, что порою тебе кажется, что это происходило именно с тобой.
То есть, девственность я теряла неоднократно и всегда мне было больно и противно, и какая разница, что всегда это было не со мной.
Я позавтракала и попросила у него сигарету.
Он ждал, послушный мальчик, он ждал и смотрел, как я медленно курю, наслаждаясь набирающим силу летним днем.
Он понял, что если чего и добьется, то только по моей воле, впрочем, почти все они со временем понимают это.
Или делают вид, что поняли.
Я докурила и предложила ему пойти в лес.
Мы закрыли дом, он убрал ключ под коврик и мы вышли за калитку.
Лес был сосновым и светлым, воздух был пропитан терпким ароматом настоянной на солнце сосновой хвои.
Прямо от калитки уходила тропинка, скорее всего, что именно по ней и ушли остальные, еще до того, как я проснулась.
Сейчас мы шли следом, вот только абсолютно не стремились их догнать.
Было хорошо, было удивительно хорошо — от этого летнего дня и от этого дурманящего воздуха.
Он шел рядом и что–то говорил, говорил, а я делала вид, что слушаю.
Хотя на самом деле, я не слушала и не думала, я растворилась во всем, что вокруг и чувствовала лишь одно: как я счастлива.
Тропинка вышла на большую поляну, покрытую ромашками.
Мы пересекли ее и подошли к небольшому холмику, поросшему редкими высокими соснами.
И я подумала, что это очень подходящее место.
Залитый солнцем холмик с видом на полную ромашек поляну.
Я села прямо на траву, а потом просто легла на спину. Солнце слепило и я зажмурила глаза.
И тут же ощутила на губах его губы.
Он был нетерпелив, он боялся, что я очнусь и ему все обломается, как и прошедшей ночью.
Он ползал губами по моему лицу, а рукой шерудил под юбкой, стремясь то ли порвать трусы, то ли разорвать, но никак не снять.
Я лежала, все еще не открывая глаз, только легла так, чтобы ему было удобнее.
Он стянул с меня трусы и задрал подол платья. В попу впились колкие травинки и я заерзала.
Тут я почувствовала, как он с силой раздвинул мои ноги и начал пихать между них свой член.
Как оказалось, я была абсолютно не готова к этому.
Мне вдруг стало страшно и я почувствовала, что ему в меня никогда не войти.
И я так и умру девственницей.
То есть, невинной.
Недефлорированной.
Целкой.
Он тыкал и тыкал, но никак не мог попасть туда, куда нужно.
Солнце все так же слепило в лицо и мне совсем не хотелось открывать глаза.
Он лежал на мне и пытался всунуть в меня свою гордость. Но гордость не всовывалась и меня стал разбирать смех, страх прошел, если что и было надо сделать, так это помочь ему.
Я взяла рукой его член и аккуратно вставила себе в дырочку.
И дальше он просто пропихнул его и мне действительно стало больно.
Больно и противно, хотя он уже заполнил меня внутри и начал дергаться на мне, как заводной.
И сразу же кончил.
Кончил и упал рядом, а я открыла глаза и посмотрела. Вначале на себя, потом на него.
Между ног у меня были следы крови, в крови был и он. В моей крови.
Он лишил меня девственности, он выдоил из меня кровь.
И он потянулся ко мне — ему хотелось целоваться.
А мне было больно и целоваться не хотелось, как не хотелось больше его видеть.
Он сделал свое дело и должен был исчезнуть из моей жизни.
По крайней мере, так я думала вечером, уже у себя дома, когда смотрела в одиночестве телевизор.
У меня начиналась новая жизнь, в которой ему больше не было места. Ведь я уже не была белой вороной, как не была и девственницей.
Точнее, я больше не была белой вороной, потому что больше не была девственницей.
Через неделю, после какой–то вечеринки, я позволила проводить себя молодому человеку, с которым познакомилась лишь пару часов назад.
В ту ночь я в первый раз кончила.
С тем молодым человеком мы встречались пару раз, но потом я познакомилась с другим.
